Интервью с Trun
Один из самых авторитетных граффити-райтеров, рассказал журналисту The Art Newspaper Russia о том, с чего начинаются граффити и почему они для сильных духом.
Вы граффити-райтер, вы пишете буквы, тексты, и вы лингвист по образованию. Что появилось раньше: ваше желание рисовать буквы или интерес к лингвистике?
Начал рисовать в девятом классе, когда еще не думал о высшем образовании. Сначала хотел поступать на юридический в Университет МВД. Прошел подготовительные курсы и понял, что не хочу там учиться. Люблю читать, мне нравятся книги, современные писатели, вся эта литературная «движуха». На лингвистику и филологию пошел, потому что мне было интересно. А факультет дизайна интереса не вызвал. К тому моменту я уже почти десять лет рисовал, жил внутри этого процесса — что мне могли рассказать те, кто не в нем? Лучше я книги почитаю.
Вы делаете предварительный эскиз? И что для вас первично — линия или то, что вы хотите сказать? Компьютер в работе используете?
Рисунок, конечно, начинается с эскиза. Но у меня в какой-то момент рисование эскизов стало параллельным занятием — не эскиз под конкретный холст рисую, а просто постоянно делаю зарисовки. Каждый день, по многу часов. Если возникает какая-то интересная структура, линия, поворот сюжета, обязательно запоминаю и позже включаю в работу на холсте. Компьютер использую, только если нужно печатать принты, а для поиска новых форм и нового языка мне хватает карандаша и бумаги.
Вы не раз повторяли, что делаете граффити только для себя. Так говорят все художники, но зрители все равно всем нужны, всем нужен диалог.
Это разные вещи! Конечно, мне приятно, когда мои работы нравятся зрителям. Но мне сложно объяснить их смысловую нагрузку людям из иной среды. Рисуя граффити, ты находишься в определенной культуре, и тебе важно показать таким же, как ты, чего ты стоишь, чего достиг — технические приемы, колористику. Не раз сталкивался с тем, что зрители не из этой культуры вообще не видят разницы между очень крутым граффити-художником и средненьким. Для них это два цветовых пятна. Если кто-то рисует котенка, а рядом самый крутой граффитист — свое послание, 99 процентов зрителей выберут котенка.
Получается, что граффити-художники — это какая-то особая каста?
Граффити еще очень молодое явление, чтобы занимать особое место в истории искусств. Специалистов, свободно рассуждающих о граффити и чувствующих себя в этой теме как рыба в воде, слишком мало. Большинство в своих оценках опирается на эмоции, на привычные образы, и даже в классических шрифтах зрители видят что-то свое.
У меня была ситуация, когда я рисовал на улице Марата.
Подошла женщина, долго стояла за спиной, потом сказала: «Ваш мотоцикл мне очень нравится».
Отхожу от стенки и не вижу мотоцикл — а она увидела. Еще с несколькими работами была история: зрители видели в них цветы, а я рисовал буквы.
Тем не менее существуют какие-то общие критерии, мировые рейтинги. Вы же сами попали в список 100 самых известных граффити-авторов!
Книгу 100 European Graffiti Artists Book сделал английский фотограф Фрэнк Молт, известный под никнеймом Steam 156. Он на протяжении почти 30 лет документировал граффити по всему миру. Он создал книгу, исходя из своего опыта, и включил меня (несколько раз он видел мои работы в Европе, мы общались).
Он объяснил, почему выбрал вас?
Из-за моей техники. Я никогда не пользуюсь ни трафаретами, ни линейками, ни другими подсобными материалами, все рисую баллончиком от руки, без предварительной прорисовки. Это моя уникальная техника. Когда Фрэнк Молт увидел, как я рисую, он сказал: «Сталкивался с чем-то похожим в Польше, но там ребята рисуют по скотчу, а у тебя все от руки!»
Знаю, что проводятся чемпионаты по граффити-райтингу и вы не раз их выигрывали. Но разве можно по живописи — и не важно, используете ли вы кисть, карандаш или баллончик с краской, — проводить чемпионаты?
Схема очень простая. Приглашаются команды, им дают одну тему, одну цветовую палитру и около десяти часов, чтобы создать композицию на стене форматом 15 на 3 м. Один член команды занимается эскизами, другой — тегингом, третий — throw up (это когда человек рисует на стене что-то очень-очень быстро, простые схемы, просто ради того, чтобы пометить территорию). Питер славится именно throw up. Здесь нигде нельзя рисовать, а рисовать очень хочется — автор за считаные секунды наносит рисунок и исчезает. Я, кстати, выиграл в Италии чемпионат по throw up в 2017 году: я очень быстро рисую. В финале нам давали полторы минуты на стену площадью 2,5 на 3,5 м.
Вот это да! Мне кажется, даже шваброй закрасить такую поверхность быстрее не получится.
Бывает, что целые поезда закрашивают за десять минут. Не один человек, конечно, это работа целой команды. Граффити — это быстро, и чем быстрее, тем интереснее. Возможности граффити и баллончика практически бесконечны. Мне абсолютно комфортно работать аэрозольной краской, я знаю ее досконально, это буквально продолжение меня.
Первобытные люди тоже раскрашивали свои пещеры. Вам не кажется, что в этом есть что-то архаическое, в желании раскрасить место, где ты живешь?
Когда ты понимаешь, что рисование — это твое и что у тебя получается, а рисовать нечем и негде, начинаешь рисовать первым, что попадается под руку, и в тех местах, где ты в данный момент оказался: в подъезде, в квартире. Сейчас я это особенно хорошо понял: у меня трое детей, и я уже несколько раз перекрашивал детскую.
Конкуренция в граффити существует?
Конечно, хотя меня она практически не коснулась. Я начинал очень рано, тогда в Питере, в России почти не было конкурентов. Потом началась эпоха battle festival — батл-фестивалей, на которых граффитисты бились целыми командами, была острая конкуренция между группами. Сейчас эта эпоха прошла, теперь командой мало кто рисует, все хотят делать нечто индивидуальное, особо узнаваемое, персональное.
В мире самое, пожалуй, известное сегодня имя — Бэнкси.
Бэнкси не имеет никакого отношения к граффити! Он выходец из граффити, но он быстро ушел в стрит-арт, который тоже является частью граффити. Очень уважаю Бэнкси, но стрит-арт, на мой взгляд, это такое трусливое ответвление в граффити, когда авторы заранее, дома, готовят трафареты, делают заготовки. У них кишка тонка постоять на улице возле стены несколько часов и, может быть, получить по голове. Они просто делают наклейки, и все, что им нужно, — это выйти из дома, приклеить заготовку на стену и исчезнуть. Тем не менее уважаю некоторых художников стрит-арта, потому что многие их работы реально очень красивые.
И еще остро социальные.
Да, и это тоже одно из главных отличий от граффити. Стрит-арт должен быть актуальным, а граффити — нет.
Художнику стрит-арта нужен диалог с обществом, а граффитист ведет диалог только внутри своей субкультуры граффити.
Стрит-арт — мощный инструмент самореализации, а граффити — мощный инструмент самопознания. Тебе приходится копаться в себе и постоянно отвечать на вопрос: почему ты этим занимаешься, что тебе это дает?
Действительно, почему? И что вы от этого получаете?
Только новые вопросы, на которые должен ответить. Возможно, поэтому люди останавливаются и уходят из граффити в стрит-арт, каллиграфию и другие направления — чтобы не мучить себя этой бесконечной рефлексией. Меня граффити воспитало. Все, что у меня есть: моя семья, все мои увлечения, мое мировоззрение, — все получилось благодаря граффити.
Можно заработать граффити? Вы зарабатываете?
В целом это тяжело, особенно с моими принципами. У меня есть ряд знакомых, которые вовремя смекнули, как можно делать деньги, и открыли конторы, выполняющие коммерческие заказы. Они нарисуют что угодно и где угодно. Их используют как инструмент, а я довольно рано понял, что не хочу быть инструментом в чужих руках, хочу, чтобы люди понимали, к кому они обращаются и что я могу сделать. И у меня это получилось. Конечно, я выполняю коммерческие заказы, хотя и не слишком часто, но в этих работах всегда присутствует мое имя. Не рисую озеро с лебедями, а рисую свое имя, и за это платят гораздо больше, чем за «чего изволите?». Чтобы этого достичь, пришлось, конечно, немного поголодать, но моя семья меня поддержала.
Когда ваших детей в школе или детском садике спрашивают: «Кто твой папа?» — что они отвечают?
Они говорят, что папа — художник. Хотя я прошу их этого не делать, потому что меня сразу просят: «А может, вы нам что-то нарисуете, стенгазету сделаете?» К рисованию граффити я детей не привлекаю, хотя они знают, что именно делает папа, но пока интереса не проявляли. Захотят — подумаем. Просто я всегда рядом с ними, даже если меня нет физически. Мой сын, например, занимается джиу-джитсу — весь спортзал оформлен мной, все медали и пояса сделаны мной. Так что папа всегда рядом.
Для выставки «Знак сокрытия» вы впервые решили использовать рисунки своих детей. Почему именно сейчас?
В какой-то момент меня охватила буквально паника за их будущее, за мир, в котором они живут, захотелось их укрыть, спасти и выразить свою огромную любовь. А как еще это может сделать папа-художник? Только рисунками.
Для меня было настоящим испытанием перенести работы детей на большой холст, ведь я не рисую по трафарету. Когда пришлось переносить рукой их нелогичные, неровные линии на холст, я реально вспотел! Рисовать, как я, проще, а вот повторять детей — это тяжелая работа. Чужие работы вообще сложно воспроизводить. В граффити есть такая практика — exchange, обмен: каждый рисует свой эскиз, потом обмениваются между собой и делают работу по эскизу другого. Это очень тяжело — вникнуть в чужой стиль, а уж детские работы воспроизводить — еще тяжелее. Миллиметр отклонения в сторону — и уже получается не то.
Не пробовали писать маслом?
Пока нет. Но, может, еще попробую. Когда дети вырастут, я буду старым и седым, куплю себе дом у озера — тогда можно и попробовать
