Интервью с Futura
Многие из Вас слышали о приезде американской граффити легенды Futura в Москву на презенацию своей новой работы с Hennessy. Во время своего пребывания в Москве Futura встретился с московскими уличными художниками Кирилом Кто и Мишей Most и поговорил о своих впечатлениях о Москве, жизни, карьере, семье, деньгах.Приятного просмотра!
Кроме этого предлагаем Вашему вниманию интервью, которое взял у легендарного райтера московский уличный художник Кирилл КТО.
Перед тем как отправиться на интервью к Футуре, Кирилл Кто интересовался у друзей по цеху, о чем они хотели бы спросить мэтра. Ответы были не очень дельными, но весьма лестными — от «просто передай ему, что я существую» до «за 30 лет он уже ответил на все своими работами». В результате Кирилл поговорил с одним из первопроходцев уличного искусства о вечном: карьере, семье, деньгах. И так понравился самому Футуре, что вместо отведенных 20 минут те проболтали целый час. Кто знает, возможно, это начало большой творческой дружбы?
КТО: Ты взял псевдоним Futura 2000 больше 40 лет назад. Как тебе кажется, сегодня он все еще актуален?
ФУТУРА: Этот псевдоним я придумал в 1970-м, когда мне было 15 лет. Я и не подозревал, что доживу до 2000-го! В те годы псевдоним казался мне сказочным, нереальным, и я потрясен, что пережил собственное имя. В каком-то смысле оно оказалось пророческим, потому что в 2000-м вышла книга обо мне и моем творчестве. Тогда же я понял, что псевдоним звучит неуместно, и стал использовать разные вариации вместо приставки «2000», но в итоге оставил только Futura. Ведь сегодня я, как и прежде, смотрю на шаг вперед, в будущее. Имя — это часть моей идентичности. И оно клевое. А еще у меня очень крутая подпись!
КТО: Не поспоришь! А тебя, с позиции живой легенды, не разочаровывает современная граффити-сцена?
ФУТУРА: Я не хочу приезжать в роли «легенды», это жутко смущает. Представь то сумасшедшее давление, которое ты почувствуешь, если я скажу: «Сэр, вы живая легенда. Как вы к этому относитесь?» Это слишком для человека! Я просто хочу жить своей жизнью, надеясь на то, что после смерти люди будут говорить обо мне только хорошее. А что до арт-сцены, в неполные 60 лет меня куда больше волнует собственная жизнь, чем то, что происходит вокруг. Без обид, но сегодняшние веяния, тенденции и течения мне глубоко безразличны.
КТО: Как ты относишься к тому, что тебя, SEEN и Dondi художники до сих пор копируют? Ты сознательно ушел от привычных шрифтов, обратившись к абстрактным росписям в духе Кандинского, а вокруг так ничего и не изменилось.
ФУТУРА: Ну, абстрактное течение в граффити тоже не новость. Переход от традиционных букв к более абстрактным формам произошел не вчера, а 10–15 лет назад. Но любопытно, что в 1980-е я ничего не знал ни о Кандинском, ни об искусстве вообще. При этом наша культура развивалась не как вандализм или паблик-арт, а именно как живопись. В результате мы выросли в художников, и я этим горжусь. А настоящих художников, чего уж там, копировали во все времена.
КТО: В свое время ты работал с группой The Clash, а сейчас оформляешь этикетки для элитного алкоголя Hennessy. Это из разряда, как говорил Черчилль: кто в молодости не был революционером, у того нет сердца, а кто в зрелости не стал консерватором, у того нет мозгов?
ФУТУРА: В начале 1980-х я действительно работал с The Clash и благодаря этому смог познакомить со своим творчеством огромное количество людей. В то время каждый из нас был настроен революционно, как и любая панк-агрессия, так что мы здорово спелись. И что поделаешь, если сегодня я не бунтарь? Я не пытаюсь нарушать закон, не использую искусство для выражения политических взглядов. И это не означает, что их у меня нет. Да, сейчас я известен, авторитетен и легитимен, меня едва ли можно назвать мятежником. Однако мое мировосприятие и взгляды родились на улице и по-прежнему связаны с ней. А компания Hennessy, между прочим, тратит немалые деньги на выявление художественных талантов у школьников и организацию их обучения. Я провел для них серьезную работу, но по большому счету этот факт мало что значит: это не изменило мой взгляд на мир, не сделало меня внезапно счастливым или богатым, не повлияло на меня как на человека. Перед тобой тот же самый чувак, который тусовался в Париже в 1981 году, а в следующем месяце приедет в Россию.
КТО: Тем не менее присутствие на улицах может быть разным. Например, ты наверняка знаешь, что немецкий художник DAIM отчисляет десять процентов своих гонораров в пользу газеты для бездомных, чтобы поддерживать не только граффити-движения, но и просто уличную жизнь.
ФУТУРА: Это круто и очень благородно. Художнику необходимо делать что-то полезное для своего сообщества — так и должно быть! Вот я несколько раз сотрудничал с Nike. Первые кроссовки, которые я сделал для них в 2002-м, шли на благотворительные цели. Для такой большой корпорации, как Nike, это был способ вложить деньги во что-то, заслуживающее уважение. Ведь мегакомпании всегда подвергались жесткой критике, например, за то, что пользуются трудом азиатов. В итоге мы продали кроссовок на 100 тысяч долларов. Я столько за год не зарабатываю! Выручку отдали нью-йоркскому Объединению бездомных. И хотя моя работа с Nike не имела отношения к уличному искусству, ее смысл был в том же: осознание того, что творчество может принести реальную пользу людям.
КТО: А что ты собираешься делать в Москве? Расхаживать по пафосным приемам или пойдешь порисуешь?
ФУТУРА: Приемы? Ну нет. Лучше познакомлюсь с местными художниками вроде тебя. Я уже видел кое-какие работы на Flickr и Instagram. И пускай текст мне не понятен, я оценил визуальную составляющую. Есть ребята и коллективы, которые меня заинтересовали, есть альтернативные площадки — вот туда я с удовольствием загляну.
КТО: Какой-то конкретный художник успел зацепить?
ФУТУРА: К сожалению, на этот вопрос у меня нет ответа. Когда ты смотришь фотографии в книгах или по интернету, думаешь: «Здорово! Крутой художник!» А потом, разобравшись в местном контексте, обнаруживаешь, что на самом деле он… мягко говоря, не очень. Взять, к примеру, Mr. Brainwash (французский художник, прославившийся благодаря фильму «Выход через сувенирную лавку»). Лично мне он ужасно не нравится. И если бы кто-то сказал мне: «О боже! Я так люблю стрит-арт и просто обожаю Брейнвоша!» — решил бы, что этот человек — идиот. Я знаю, чьи работы мне нравятся, но не могу сказать, кто из этих ребят действительно силен. Так что пока без имен. Кстати, в 1984 году я уже побывал в Москве и Ленинграде. Должен сказать, что та поездка имела большое значение для меня как человека.
КТО: Расскажешь в двух словах?
ФУТУРА: К черту подробности! Смысл в том, что благодаря этому я точно знаю, что хочу делать в Москве сейчас. Например, мечтаю провести целый день в вашем метро. Я обожаю подземки во всех городах, это корни любого граффити-райтера. Но московский метрополитен — самая удивительная система подземного транспорта на планете. Тем более что я приеду с детьми и хотел бы поделиться с ними частью своей личной истории. Думаю, что почти за 30 лет со времени моей первой поездки в Россию у вас вообще все сильно изменилось, хотя и тогда мне у вас очень понравилось. (В разговор вмешивается арт-редактор Interview Александра Рудык.)
INTERVIEW: А вы видели работы Кирилла?
ФУТУРА: Дочь сказала, что у меня будет брать интервью «Кирилл Кто». Мне, конечно, стало интересно, кто же это? Кирилл, мы ведь встретимся, когда я буду в Москве?
КТО: Конечно, постараемся.
ФУТУРА: Вот и отлично! Тогда ты и расскажешь мне, что у вас там происходит. Все, кого я знал 30 лет назад, уже давно сменили номера телефонов. Вообще, Кирилл, я с нетерпением жду нашей встречи. Я прочекал тебя в интернете, и мне попались фотографии какой-то инсталляции в библиотеке. Что это была за штука с книгами?
КТО: Я собрал девять тысяч книг с помоек, распределил их по темам, авторам, периодам — и сделал выставку. Привел туда своих друзей, хардкорных граффити-авторов, и спросил: «Вы хотите читать или рисовать?» Они ответили, что хотят рисовать — и просто написали свои имена поверх корешков книг. Культура в России сильно связана с текстом, но странно, что никто из молодых не хочет читать, все хотят писать. Как в том анекдоте: «Чукча не читатель, чукча писатель».
ФУТУРА: О, а я слышал эту шутку! Очень интересный эксперимент у тебя вышел. Но я бы посоветовал этим парням сначала писать, а потом читать, что они написали.
КТО: Вообще, мы ждали знакомства с тобой десять лет. Тогда в Москву приехала специализированная краска Montana, и мы сгорали от нетерпения пообщаться с монстрами граффити. Я познакомился с Can Two, но он для меня не авторитет.
ФУТУРА: Зато технически классный художник!
КТО: Ну, он просто-напросто наследует SEEN’у.
ФУТУРА: Это неизбежно, если ты издаешь книгу с фотографиями своего уличного незаконного искусства. Все тут же узнают твой стиль.
КТО: А как твои дети относятся к тому, что ты делаешь? Например, московский граффити-ветеран Basket — он лет на десять помладше тебя, но самый древний у нас — говорит, что ему сложно совмещать творчество, лайфстайл и уличные тусовки с личной жизнью. Как тебе удалось не стать раздолбаем, сохранить творческую потенцию и при этом не превратиться в коммерческого автора?
ФУТУРА: Просто мне очень повезло с женой. Я познакомился с ней в Париже во время совместной поездки с The Clash. Так одно удивительное событие в моей жизни привело к другому — не менее удивительному. Звучит странно, но тогда для меня было важнее обзавестись детьми, чем состояться как художник. В труд отца я вкладывал куда больше времени. Когда они были маленькими, а жизнь — нелегкой, мне нужно было обеспечивать семью. Я и не думал о том, чтобы искать баланс между семейной жизнью и творчеством. Нет, это стало возможным гораздо позднее, когда дети уже повзрослели. Моему сыну сейчас 28 лет. А тебе?
КТО: И мне 28. Мой отец всего на полгода старше тебя! Он родился в феврале 1955 года.
ФУТУРА: Ого! Да ты хорошо знаком с моей биографией! Моя преданность обусловлена собственным путем в жизни. Меня усыновили, я никогда не знал своих биологических родителей. Поэтому мне было важно создать настоящую семью, сделать так, чтобы в жизни моих детей не было никаких скелетов в шкафу. Сочетать карьеру и семейную жизнь, безусловно, сложно, но возможно. Смею надеяться, что мне удалось создать новую модель артистической независимой семьи. (Смеется.) Моя жена француженка, и дети выросли бикультурными: у них два паспорта, два языка. Когда у меня не было ни перспектив, ни денег, у меня была семья. Так что я хорошо представляю себе разницу между настоящим человеком и легкомысленным романтиком-фантазером. У меня была куча разных возможностей, я мог легко поехать куда угодно. Но вместо этого по-прежнему живу в съемной квартире в Бруклине. У меня нет собственности, я веду довольно скромный образ жизни, но зато я безумно, безмерно счастлив!
КТО: Ты чувствуешь ностальгию по 1970-м, 1980-м? Не хотелось бы вернуться в те времена? В России многие художники говорят и мечтают о прошлом, считают, что тогда было лучше, аутентичнее, а сегодня главное — деньги и интернет.
ФУТУРА: Я скучаю по «старому Нью-Йорку». Но мир, в котором мы живем, удивителен тем, что время в нем постоянно движется. Пока мы говорим, прошло 36 минут, и их не вернуть. Наша жизнь — беспрерывная гонка, путешествие в будущее. Глупо считать, что раньше было классно и художники были настоящими, а сегодня их волнуют только деньги. Просто тогда мы тусовались на улице и ничего не знали о галереях, высшем обществе, шампанском и икре. Но поверь, и тогда были люди, которые занимались граффити исключительно ради денег и славы. Все так же, как встарь, — с той лишь разницей, что сегодня проще отличить дерьмо от чего-то стоящего. И да, дерьма стало больше. Важно понимать, когда тобой манипулируют.
КТО: Лично меня куда больше истории или медиа интересуют люди, которые живут на моей улице. Они не художники — просто друзья, соседи.
ФУТУРА: Я тебя понимаю. Люди сами должны решать, будут ли они делать деньги, наплевав на мораль и уважение окружающих, или станут бороться, вызывая восхищение. Свой выбор я сделал давно и уже внес свою лепту: пометил дорогу в лесу конфетками, чтобы другие не заблудились. Раньше я был участником большой группы, частью единого целого: я, Баския, Харинг, Dondi. Теперь же я должен двигаться вперед самостоятельно.
КТО: А есть малоизвестные художники, не достигшие популярности Dondi, но тоже представляющие интерес?
ФУТУРА: К примеру, недавно скончался Stay High149. Еще когда я только начинал, на местной сцене был известен художник Али — он так и не получил мирового признания. И есть еще множество других: Mode 2, Далтер, Халмонд. Это все ныне живущие художники. Так круто, что некоторые из них, вроде Mode 2, все еще в теме, даже спустя 40 лет.
КТО: Нет ощущения, что ты перешел с рисования в подземке на холсты и принты из-за того, что в свое время это не было востребовано? А теперь, когда появился спрос на стрит-арт, твоего альтруизма уже не хватает?
ФУТУРА: Очевидно, что, когда создаешь работу в публичном месте, она не просуществует долго — день, месяц, максимум год. Но меня это никогда не останавливало. В конце 1970-х — начале 1980-х власти Нью-Йорка приняли суровые меры в отношении граффитчиков, метро стало недоступным. Это вправду привело к появлению новой тенденции: мы были вынуждены вылезти наружу и искать подходящие места для своего творчества на улице или в галереях. Но мне кажется, это было позитивной переменой. Оказавшись на поверхности, на виду, мы больше никогда не спускались вниз.
КТО: Музыкальная революция 1970-х похожа на художественную. Это революция технологий. Важен не художник, а аэрозоль, не музыкант, а изобретенный инструмент. Согласен?
ФУТУРА: Более того, у музыки и стрит-арта существует прочная связь, они идут рука об руку. Революция 1980-х была мультимедийной. Среди нас были и брейк-дансеры, и MC, и диджеи, и граффити-райтеры. Все было взаимосвязано. В 1980-е, работая с The Clash, я участвовал в выступлениях и даже исполнял одну песню. Но уже в те годы я знал, что у меня к этому нет способностей, и избрал путь художника. О чем нисколько не жалею.
